05.06
11:01
Сказка № 8
В этот день всем двором обсуждали проблемы и перспективы дальнейшего увековечения славы царя батюшки как одной из самых ярких личностей тысячелетия.
– Хороший памятник поставить – это тебе не хрен там чего как! – глубокомысленно заметил царь. Вот уже два часа, как не было предела его мудрости. Он говорил, и все слушали. Идея обсуждалась грандиозная – в ознаменование предстоящих юбилеев построить государю конный памятник возле архимандритовой пасеки.
– Хороший памятник – это допрежь всего одного железа на коня пудов семьсот. Да меч в десницу – пятьдесят, да борода, да сам пудов двести потяну. Улыбка на лице червонного золота – с полпуда. И у коня улыбка – пудик.
– А то, может, пока деревянный поставим? – сладким голосом предложил казначей. Он был скупердяй и любил строить дороги. – Пока два малых деревянных поставим, а как дорогу за околицу выведем, так рядом конный с копьем и драконом закажем.
– Дороги… – насупился царь. – Этих дорог сколько не строй – один убыток. Иностранцы смеются, а свои тропами привыкли. Опять же разбойники заведутся. А памятник – он мильен лет простоит безо всякого вреда! А также личный мотив учти. Плохо, вижу, учитываешь.
– Дак я разве чего… – покорно пробормотал казначей. – Да осенью то все одно юбилей. Тогда бы и присовокупили.
– Грозовые явления в заднице! – громко сказал шут. Он спал под троном, и ему снилось что то непонятное.
– Как? – приставил ладонь к уху не расслышавший царь.
– Воробья за бороду не схватишь! – поворочавшись, изрек шут. Царь посмотрел в потолок и задумался.
– А ведь дело говорит, – сказал он, погодя. – Так ведь оно и есть. Ну, ежли бы и объявился воробей то бородатый, так как его хватать? С бородой – старый, значит, совестно будет хватать то. Вот ежли, к примеру, бегемот с рогами – этого и пнуть не грех. Али бревном каким прищемить. От его, монстра, не убудет.
Придворные и челядь с удивлением вылупились на государя. Абстрактные, ни к чему не обязывающие суждения были для них новинкой.
– Восьми лицедеям полведра не доза! – предложил другую тему шут. Он лежал щекой на оброненной царевой булавке и поэтому был разговорчив.
– Это верно, – улыбнулся царь. – Это он правильно толкует. Полведра под капусту я и один осилю, было бы о чем пить.
– С миру по нитке – царя долой! – вдруг выкрикнул шут и в холодном поту проснулся. Царь крякнул и вцепился руками в подлокотники.
– Это вот как же? – напряженно спросил он. – Это пока еще намек, али уже лозунг?
Шут под троном молчал. В душе он был законченный монархист, в ней же считал царя своим личным другом, а теперь его длинный сонный язык одним взмахом перечеркнул то и другое.
– Дожили, твое величество! Гороховый взбунтовался! – с прискорбием заметил не родовитый, но с большими планами боярин. Он учуял политический момент и норовил подставить царю батюшке свое округлое плечо. – Это теперь и грамотею нашему работа: проверить, в нужнике то не прокламации ли стопкой уложены. Вылазь с под трона, нетопырь! Его величество гневаться желают! Сабельку принесть кликнуть, твое величество?
– Мятные конфетки легко снимают напряжение! – добрым голосом сказала царица. Все обернулись и уставились на нее. Царица спала в кресле, инстинктивно подергивая зажатыми в руках спицами. Ее милое в целом лицо улыбалось во сне, большой голубой пряжкой на туфельке играл кот, о преданности ее режиму и общем благонравии ходили легенды. Царица почмокала губами и дополнила:
– Луковый настой с капустой называется в народе супом.
– Спит. Одеялом накройте, – пробурчал царь, вновь оборачиваясь к возникшей проблеме.
– Много денег лучше, чем воровать нельзя! – интригующе произнесла царица и всхрапнула. Царь застыл вполоборота. Бояре разинули рты. Шут, не открывая глаз, внимательно слушал.
– Долой, долой ледащий! – сказанула спящая царица и махнула ручкой. – Сам не можешь – другим дай повозиться!
Именно в этом месте впервые за династию и слетел с трона законный по всем летописям государь. Потирая ушибленные чресла, он поднялся с пола и молча взглянул на бояр. Не родовитый, но с большими планами острым глазом окинул государев лик и воздел руки.
– Измена! – завопил он…
…Когда в камере стало совсем темно, шут с царицей отложили карты и задумались каждый о своем.
– Переусердствовал надежа, – сказал шут и щелкнул пальцем по королю пик.
– Кашу ему вчерашнюю подала, – вздохнула царица. – Пучит его, наверно. А вот тебя за что – непо нятно.
– Дисфункция настроения мыслей, – туманно изъяснился шут. Он в тоске почесал щетину, улегся и надвинул колпак на уши.
В коридоре послышались шаги, окошко в двери приоткрылось, царь сунул в камеру разрезанный надвое кусок пирога и молча ушел. Губы его были обиженно поджаты.
– Серчает… – посетовала царица, уткнув подбородок в заскучавшие по вязанью руки. Шута рыбный пирог не обрадовал.
– Надо же, удружил! – сварливо сказал он. – В тюрьму посадил и пирогами потчует! А завтра повесит и прощения попросит. Справедливый!
– А потому что думать надо! – не выдержав, заорал подслушивавший под дверью царь. Гневно, но бесшумно топая припасенными меховыми стельками, он изволил сердиться так, как ему раньше не приходилось. – Дундук гороховый! Убивец мамкин! С под самого государя пропаганду пущать! И бояре кругом! И прислуга! А он расхрюкался, вехотка сонная! Дошутился, рыло! На три веревки себе накукарекал!
Схватившаяся за сердце царица стала икать так громко, что царь в удивлении замолчал. Шут подал ей воды, усадил и подошел к двери.
– Слышь, величество… – тихо позвал он.
– Не об чем нам с тобой беседовать, – откликнулся царь. – Слушаю тебя.
– Записью, к сожалению, не располагаю… – таинственно и певуче молвил шут. – Потому как о твоем, государя, честном имени попечением зело и вельми радею. Но свидетели есть. Поелику же паки…
– Короче! – оборвал царь.
– Можно и короче. Цитирую. "Страна дураков", речено было, "у всех бояре, а у меня лохмотья с ушами", "кукиш я бородатый, а не царь", а также "без Бога шире дорога" – два раза за опочивание сказано было. Тобой, надежа, сказано. Не веришь – крест дай, до дыр зацелую.
Шут умолк. Царь за дверью засунул в рот чуть ли не две дюжины пальцев и натужно мыслил.
– Господь свидетель, – добавил шут. – Но не только. Кузьма конюх тоже слыхал. А я ему сказал, что его величество подметных писем начитались и теперь во сне за весь народ страдают.
Царь за дверью бормотнул что то, сгребся и неслышно побежал на улицу. В углу, наикавшись, шмыгнула носом царица.
– Ну ну, матушка! – подсел к ней шут. – Вот увидишь – сейчас воля нам будет. Государь наш – большой логики человек. А сегодня немного повредился. Погода, видимо. Каша, там… А теперь во здравие входит. Скоро прибежит, тебя, матушку, пуховой шалью накроет и в покой отведет. Крепись, царица, не боле часу нам тут осталось.
Шут ошибся. Уже через пару минут царь громыхал ключами в замке, сопя и беззвучно подпрыгивая от нетерпения.
– Твоя правда! – радостно закричал он шуту, отворив дверь. – Говорил! И еще "видит Бог, да зуб неймет" говорил! И "при короне царь, а без короны псарь" тоже говорил! А еще "с милым на дойку, а с богатым – в койку"!
– Тише, твое величество! – остановил его шут. – Батюшек разбудишь. Они в пост чутко спят, того гляди примчатся.
– Прости, государыня… – неловко обратился царь к обомлевшей супруге. – Это я так… По делу. На ка вот шаль, пойдем. Натерпелась, чай…
Для успокоения супруги его величество применил капли, музыкальную шкатулку и несколько невразумительных фраз. Затем, передав царицу под присмотр и усыпление старухе приживалке, он понесся в камеру, где ждал его дисциплинированный по такому случаю шут. Захлопнув за собой дверь, царь поставил на пол бутыль, достал из карманов ковшики и, все еще пряча глаза, налил по первой…
Е. Шестаков "Номерные сказки"
– Хороший памятник поставить – это тебе не хрен там чего как! – глубокомысленно заметил царь. Вот уже два часа, как не было предела его мудрости. Он говорил, и все слушали. Идея обсуждалась грандиозная – в ознаменование предстоящих юбилеев построить государю конный памятник возле архимандритовой пасеки.
– Хороший памятник – это допрежь всего одного железа на коня пудов семьсот. Да меч в десницу – пятьдесят, да борода, да сам пудов двести потяну. Улыбка на лице червонного золота – с полпуда. И у коня улыбка – пудик.
– А то, может, пока деревянный поставим? – сладким голосом предложил казначей. Он был скупердяй и любил строить дороги. – Пока два малых деревянных поставим, а как дорогу за околицу выведем, так рядом конный с копьем и драконом закажем.
– Дороги… – насупился царь. – Этих дорог сколько не строй – один убыток. Иностранцы смеются, а свои тропами привыкли. Опять же разбойники заведутся. А памятник – он мильен лет простоит безо всякого вреда! А также личный мотив учти. Плохо, вижу, учитываешь.
– Дак я разве чего… – покорно пробормотал казначей. – Да осенью то все одно юбилей. Тогда бы и присовокупили.
– Грозовые явления в заднице! – громко сказал шут. Он спал под троном, и ему снилось что то непонятное.
– Как? – приставил ладонь к уху не расслышавший царь.
– Воробья за бороду не схватишь! – поворочавшись, изрек шут. Царь посмотрел в потолок и задумался.
– А ведь дело говорит, – сказал он, погодя. – Так ведь оно и есть. Ну, ежли бы и объявился воробей то бородатый, так как его хватать? С бородой – старый, значит, совестно будет хватать то. Вот ежли, к примеру, бегемот с рогами – этого и пнуть не грех. Али бревном каким прищемить. От его, монстра, не убудет.
Придворные и челядь с удивлением вылупились на государя. Абстрактные, ни к чему не обязывающие суждения были для них новинкой.
– Восьми лицедеям полведра не доза! – предложил другую тему шут. Он лежал щекой на оброненной царевой булавке и поэтому был разговорчив.
– Это верно, – улыбнулся царь. – Это он правильно толкует. Полведра под капусту я и один осилю, было бы о чем пить.
– С миру по нитке – царя долой! – вдруг выкрикнул шут и в холодном поту проснулся. Царь крякнул и вцепился руками в подлокотники.
– Это вот как же? – напряженно спросил он. – Это пока еще намек, али уже лозунг?
Шут под троном молчал. В душе он был законченный монархист, в ней же считал царя своим личным другом, а теперь его длинный сонный язык одним взмахом перечеркнул то и другое.
– Дожили, твое величество! Гороховый взбунтовался! – с прискорбием заметил не родовитый, но с большими планами боярин. Он учуял политический момент и норовил подставить царю батюшке свое округлое плечо. – Это теперь и грамотею нашему работа: проверить, в нужнике то не прокламации ли стопкой уложены. Вылазь с под трона, нетопырь! Его величество гневаться желают! Сабельку принесть кликнуть, твое величество?
– Мятные конфетки легко снимают напряжение! – добрым голосом сказала царица. Все обернулись и уставились на нее. Царица спала в кресле, инстинктивно подергивая зажатыми в руках спицами. Ее милое в целом лицо улыбалось во сне, большой голубой пряжкой на туфельке играл кот, о преданности ее режиму и общем благонравии ходили легенды. Царица почмокала губами и дополнила:
– Луковый настой с капустой называется в народе супом.
– Спит. Одеялом накройте, – пробурчал царь, вновь оборачиваясь к возникшей проблеме.
– Много денег лучше, чем воровать нельзя! – интригующе произнесла царица и всхрапнула. Царь застыл вполоборота. Бояре разинули рты. Шут, не открывая глаз, внимательно слушал.
– Долой, долой ледащий! – сказанула спящая царица и махнула ручкой. – Сам не можешь – другим дай повозиться!
Именно в этом месте впервые за династию и слетел с трона законный по всем летописям государь. Потирая ушибленные чресла, он поднялся с пола и молча взглянул на бояр. Не родовитый, но с большими планами острым глазом окинул государев лик и воздел руки.
– Измена! – завопил он…
…Когда в камере стало совсем темно, шут с царицей отложили карты и задумались каждый о своем.
– Переусердствовал надежа, – сказал шут и щелкнул пальцем по королю пик.
– Кашу ему вчерашнюю подала, – вздохнула царица. – Пучит его, наверно. А вот тебя за что – непо нятно.
– Дисфункция настроения мыслей, – туманно изъяснился шут. Он в тоске почесал щетину, улегся и надвинул колпак на уши.
В коридоре послышались шаги, окошко в двери приоткрылось, царь сунул в камеру разрезанный надвое кусок пирога и молча ушел. Губы его были обиженно поджаты.
– Серчает… – посетовала царица, уткнув подбородок в заскучавшие по вязанью руки. Шута рыбный пирог не обрадовал.
– Надо же, удружил! – сварливо сказал он. – В тюрьму посадил и пирогами потчует! А завтра повесит и прощения попросит. Справедливый!
– А потому что думать надо! – не выдержав, заорал подслушивавший под дверью царь. Гневно, но бесшумно топая припасенными меховыми стельками, он изволил сердиться так, как ему раньше не приходилось. – Дундук гороховый! Убивец мамкин! С под самого государя пропаганду пущать! И бояре кругом! И прислуга! А он расхрюкался, вехотка сонная! Дошутился, рыло! На три веревки себе накукарекал!
Схватившаяся за сердце царица стала икать так громко, что царь в удивлении замолчал. Шут подал ей воды, усадил и подошел к двери.
– Слышь, величество… – тихо позвал он.
– Не об чем нам с тобой беседовать, – откликнулся царь. – Слушаю тебя.
– Записью, к сожалению, не располагаю… – таинственно и певуче молвил шут. – Потому как о твоем, государя, честном имени попечением зело и вельми радею. Но свидетели есть. Поелику же паки…
– Короче! – оборвал царь.
– Можно и короче. Цитирую. "Страна дураков", речено было, "у всех бояре, а у меня лохмотья с ушами", "кукиш я бородатый, а не царь", а также "без Бога шире дорога" – два раза за опочивание сказано было. Тобой, надежа, сказано. Не веришь – крест дай, до дыр зацелую.
Шут умолк. Царь за дверью засунул в рот чуть ли не две дюжины пальцев и натужно мыслил.
– Господь свидетель, – добавил шут. – Но не только. Кузьма конюх тоже слыхал. А я ему сказал, что его величество подметных писем начитались и теперь во сне за весь народ страдают.
Царь за дверью бормотнул что то, сгребся и неслышно побежал на улицу. В углу, наикавшись, шмыгнула носом царица.
– Ну ну, матушка! – подсел к ней шут. – Вот увидишь – сейчас воля нам будет. Государь наш – большой логики человек. А сегодня немного повредился. Погода, видимо. Каша, там… А теперь во здравие входит. Скоро прибежит, тебя, матушку, пуховой шалью накроет и в покой отведет. Крепись, царица, не боле часу нам тут осталось.
Шут ошибся. Уже через пару минут царь громыхал ключами в замке, сопя и беззвучно подпрыгивая от нетерпения.
– Твоя правда! – радостно закричал он шуту, отворив дверь. – Говорил! И еще "видит Бог, да зуб неймет" говорил! И "при короне царь, а без короны псарь" тоже говорил! А еще "с милым на дойку, а с богатым – в койку"!
– Тише, твое величество! – остановил его шут. – Батюшек разбудишь. Они в пост чутко спят, того гляди примчатся.
– Прости, государыня… – неловко обратился царь к обомлевшей супруге. – Это я так… По делу. На ка вот шаль, пойдем. Натерпелась, чай…
Для успокоения супруги его величество применил капли, музыкальную шкатулку и несколько невразумительных фраз. Затем, передав царицу под присмотр и усыпление старухе приживалке, он понесся в камеру, где ждал его дисциплинированный по такому случаю шут. Захлопнув за собой дверь, царь поставил на пол бутыль, достал из карманов ковшики и, все еще пряча глаза, налил по первой…
Е. Шестаков "Номерные сказки"
Оставить комментарий
